Александр Блок О доблестях, о подвигах, о славеЯ забывал на горестной земле, Когда твое лицо в простой оправе Передо мной сияло на столе.Но час настал, и ты ушла из дому. Я бросил в ночь заветное кольцо. Ты отдала свою судьбу другому, И я забыл прекрасное лицо.Летели дни, крутясь проклятым роем... Вино и страсть терзали жизнь мою... И вспомнил я тебя пред аналоем, И звал тебя, как молодость свою...Я звал тебя, но -ты не оглянулась, Я слезы лил, но ты не снизошла. Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла.Не знаю, где приют своей гордынеТы, милая, ты, нежная,нашла...Я крепко сплю, мне снится,плащ твой синий,В котором ты в сырую ночь ушла...Уж не мечтать о нежности, о славе,Все миновалось, молодость прошла? Твое лицо в его простой оправе Своей рукой убрал я со стола.
Свежак надрывается. Прёт на рожон Азовского моря корыто. Арбуз на арбузе — и трюм нагружён, Арбузами пристань покрыта. Не пить первача в дорассветную стыдь, На скучном зевать карауле, Три дня и три ночи придется проплыть— И мы паруса развернули... В густой бородач ударяет бурун, Чтоб брызгами вдрызг разлететься; Я выберу звонкий, как бубен, кавун — И ножиком вырежу сердце... Пустынное солнце садится в рассол, И выпихнут месяц волнами... Свежак задувает! Наотмашь! Пошёл! Дубок, шевели парусами! Густыми барашками море полно, И трутся арбузы, и в трюме темно... В два пальца, по-боцмански, ветер свистит, И тучи сколочены плотно. И ёрзает руль, и обшивка трещит, И забраны в рифы полотна. Сквозь волны — навылет! Сквозь дождь — наугад! В свистящем гонимые мыле, Мы рыщем на ощупь... Навзрыд и не в лад Храпят полотняные крылья. Мы втянуты в дикую карусель. И море топочет как рынок, На мель нас кидает, Нас гонит на мель Последняя наша путина! Козлами кудлатыми море полно, И трутся арбузы, и в трюме темно... Я песни последней ещё не сложил, А смертную чую прохладу... Я в карты играл, я бродягою жил, И море приносит награду,— Мне жизни веселой теперь не сберечь — И руль оторвало, и в кузове течь! Пустынное солнце над морем встаёт, Чтоб воздуху таять и греться; Не видно дубка, и по волнам плывёт Кавун с нарисованным сердцем... В густой бородач ударяет бурун, Скумбрийная стая играет, Низовый на зыби качает кавун — И к берегу он подплывает... Конец путешествию здесь он найдёт, Окончены ветер и качка,— Кавун с нарисованным сердцем берёт Любимая мною казачка... И некому здесь надоумить её, Что в руки взяла она сердце моё!..
Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль, И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его вдаль. И пусть бы то слово печали По ветру к тебе донеслось, И пусть бы всегда и повсюду Оно к тебе в сердце лилось! И если б усталые очи Сомкнулись под грезой ночной, О, пусть бы то слово печали Звучало во сне над тобой!
Любви неодолима сила. Она не ведает преград, И даже то, что смерть скосила, Любовный воскрешает взгляд. Светло ликует Евридика, И ад ее не полонит, Когда багровая гвоздика Ей близость друга возвестит, И не замедлит на дороге, И не оглянется Орфей, Когда в стремительной тревоге С земли нисходит он за ней. Не верь тому, что возвестили Преданья темной старины, Что есть предел любовной силе, Что ей ущербы суждены. Хотя лукавая Психея Запрету бога не вняла И жаркой струйкою елея Плечо Амуру обожгла. Не улетает от Психеи Крылатый бог во тьме ночей. С невинной белизной лилеи Навеки сочетался змей. Любви неодолима сила. Она не ведает преград. Ее и смерть не победила, Земной не устрашает ад. Альдонса грубая сгорает, Преображенная в любви, И снова Дон-Кихот вещает: "Живи, прекрасная, живи!" И возникает Дульцинея, Горя, как юная заря, Невинной страстью пламенея, Святой завет любви творя. Не верь тому, что возвестили Преданья, чуждые любви. Слагай хвалы державной силе И мощь любви благослови.
Когда я унесу в чужбину Под небо южной стороны Мою жестокую кручину, Мои обманчивые сны, И люди с злобой ядовитой Осудят жизнь мою порой, Ты будешь ли моей защитой Перед бесчувственной толпой? 0, будь!.. о, вспомни, нашу младость, Злословья жертву пощади, Клянися в том! чтоб вовсе радость Не умерла в моей груди, Чтоб я сказал в земле изгнанья: Есть сердце, лучших дней залог, Где почтены мои страданья, Где мир их очернить не мог.
Простишь ли мне ревнивые мечты, Моей любви безумное волненье? Ты мне верна: зачем же любишь ты Всегда пугать мое воображенье? Окружена поклонников толпой, Зачем для всех казаться хочешь милой, И всех дарит надеждою пустой Твой чудный взор, то нежный, то унылый? Мной овладев, мне разум омрачив, Уверена в любви моей несчастной, Не видишь ты, когда, в толпе их страстной, Беседы чужд, один и молчалив, Терзаюсь я досадой одинокой; Ни слова мне, ни взгляда... друг жестокой! Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой Твои глаза не следуют за мной. Заводит ли красавица другая Двусмысленный со мною разговор: Спокойна ты; веселый твой укор Меня мертвит, любви не выражая. Скажи еще: соперник вечный мой, Наедине застав меня с тобой, Зачем тебя приветствует лукаво?... Что ж он тебе? Скажи, какое право Имеет он бледнеть и ревновать?... В нескромный час меж вечера и света, Без матери, одна, полуодета, Зачем его должна ты принимать?... Но я любим.... Наедине со мною Ты так нежна! Лобзания твои Так пламенны! Слова твоей любви Так искренно полны твоей душою! Тебе смешны мучения мои; Но я любим, тебя я понимаю. Мой милый друг, не мучь меня, молю: Не знаешь ты, как сильно я люблю, Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.
Как настоящее переплетается с прошедшим? Прозрачной нитью связываясь с ним Оно кольнёт укором неизбежным Того, кто очарован и раним... Наполнит ароматом роз пространство И прозвищем забытым назовёт Ты, вспомня рядом голос нежный, страстный, Поймёшь, что прошлое в тебе ещё живет... Достаточно рукой тебя коснуться, И выдашь трепетом себя ты с головой В былые ласки безоглядно окунуться Захочешь... прошептав "я снова твой!" Ты, как подсолнух, без лучей и света Не сможешь ни цвести, ни созревать Ты кроме солнца... понимаешь ли ты это? Не сможешь никому принадлежать...
Улетели листья с тополей - Повторилась в мире неизбежность... Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность! Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели! Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья улетели?
Я иду, и ты идешь вслед за мной, Я стою и ты, как тень, за спиной Как давно тебя в лицо знаю я Ревность, ревность моя. Знаю я, что мне любовь не простит, Глупой ревности моей, злых обид. Мы с тобою и враги, и друзья Ревность, ревность моя. Я себя ненавижу, я смешон, Я живу, словно вижу черный сон. Едкий дым застилает свет небес Ревность - это мой крест Эта ревность как болезнь, как палач, Эта песня словно стон, словно плач, Не живет в неволе радость моя Виноват только я. Все расписано не нами - судьбой, Но повсюду ты идешь вслед за мной. Ты идешь, ухмылки злой не тая, Ревность, ревность моя. Я себя ненавижу, я смешон, Я живу, словно вижу черный сон. Едкий дым застилает свет небес Ревность - это мой крест. Я иду, и ты идешь вслед за мной, Я стою и ты, как тень, за спиной Как давно тебя в лицо знаю я Ревность, ревность моя.
Три слова, будто три огня, Придут к тебе средь бела дня. Придут к тебе порой ночной, Огромные, как шар земной. Как будто парус – кораблю Три слова: «Я тебя люблю». Какие старые слова, А как кружится голова, А как кружится голова… Три слова, вечных, как весна, Такая сила им дана. Три слова, и одна судьба, Одна мечта, одна тропа… И во однажды, все стерпя, Ты скажешь: «Я люблю тебя». Какие старые слова, А как кружится голова, А как кружится голова… Три слова, будто три зари, Ты их погромче повтори. Они тебе не зря сейчас Понятны стали в первый раз. Они летят издалека, Сердца пронзая и века. Какие старые слова, А как кружится голова, А как кружится голова…
Самуил Маршак Бремя любви тяжело, если даже несут его двое. Нашу с тобою любовь нынче несу я один. Долю мою и твою берегу я ревниво и свято, Но для кого и зачем - сам я сказать не могу.
Они студентами были. Они друг друга любили. Комната в восемь метров - чем не семейный дом?! Готовясь порой к зачетам, Над книгою или блокнотом Нередко до поздней ночи сидели они вдвоем. Она легко уставала, И если вдруг засыпала, Он мыл под краном посуду и комнату подметал. Потом, не шуметь стараясь И взглядов косых стесняясь, Тайком за закрытой дверью белье по ночам стирал. Но кто соседок обманет - Тот магом, пожалуй, станет. Жужжал над кастрюльным паром их дружный осиный рой. Ее называли лентяйкой, Его ехидно хозяйкой, Вздыхали, что парень - тряпка и у жены под пятой. Нередко вот так часами Трескучими голосами Могли судачить соседки, шинкуя лук и морковь. И хоть за любовь стояли, Но вряд ли они понимали, Что, может, такой и бывает истинная любовь! Они инженерами стали. Шли годы без ссор и печали. Но счастье - капризная штука, нестойка порой, как дым. После собранья, в субботу, Вернувшись домой с работы, Однажды жену застал он целующейся с другим. Нет в мире острее боли. Умер бы лучше, что ли! С минуту в дверях стоял он, уставя в пространство взгляд. Не выслушал объяснений, Не стал выяснять отношений, Не взял ни рубля, ни рубахи, а молча шагнул назад... С неделю кухня гудела: "Скажите, какой Отелло! Ну целовалась, ошиблась... немного взыграла кровь! А он не простил".- "Слыхали?"- Мещане! Они и не знали, Что, может, такой и бывает истинная любовь
Арсений Тарковский То были капли дождевые, Летящие из света в тень. По воле случая впервые Мы встретились в ненастный день, И только радуги в тумане Вокруг неярких фонарей Поведали тебе заране 0 близости любви моей, 0 том, что лето миновало, Что жизнь тревожна и светла И как ты ни жила, но мало, Так мало на земле жила. Как слезы, капли дождевые Светились на лице твоем, А я еще не знал, какие Безумства мы переживем. Я голос твой далекий слышу, Друг другу нам нельзя помочь, И дождь всю ночь стучит о крышу, Как и тогда стучал всю ночь.
Наизнанку душа, тише тише Я рисую любовь, с этой крыши Сходит с рельсов земля слышишь, слышишь Я предчувствую боль, ближе ближе В океане огня, страстью дышим Этот мир без тебя, станет лишним Зной безсонных ночей, послан свыше Успокой и согрей, ближе ближе Ближе к небу, ближе к дождю Ближе к звездам, я долечу Ближе к солнцу, ближе еще Мне не жарко, мне горячо Я спою только то, что ты слышишь Аромат твоих губ, небом дышит Оборвать провода, чтобы выше И вдвоем вникуда, ближе ближе
Похожа ли моя любовь на первую или на последнюю, я не знаю, я знаю только, что иначе не может быть. Разве Венерина звезда может не восходить, хотя не видная, за тучей, каждый вечер? Разве хвост Юнониной птицы, хотя бы сложенный, не носит на себе все изумруды и сафиры востока? Моя любовь — проста и доверчива, она неизбежна и потому спокойна. Она не даст тайных свиданий, лестниц и фонарей, серенад и беглых разговоров на бале, она чужда намеков и масок, почти безмолвна; она соединяет в себе нежность брата, верность друга и страстность любовника,— каким же языком ей говорить? Поэтому она молчит. Она не романтична, лишена милых прикрас, прелестных побрякушек, она бедна в своем богатстве, потому что она полна. Я знаю, что это — не любовь юноши, но ребенка — мужа (может быть, старца). Это так просто, так мало, (может быть скучно?) но это — весь я. Разве можно хвалить человека за то, что он дышит, движется, смотрит? От другой любви мне осталась черная ревность, но она бессильна, когда я знаю, что ничто, ни она, ни даже Вы сами, не может нас разделить. Это так просто, как пить, когда жаждешь, не правда ли?
Ты говорила мне "люблю", Но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое "терплю" Едва удерживали губы. Я верил по ночам губам, Рукам лукавым и горячим, Но я не верил по ночам Твоим ночным словам незрячим. Я знал тебя, ты не лгала, Ты полюбить меня хотела, Ты только ночью лгать могла, Когда душою правит тело. Но утром, в трезвый час, когда Душа опять сильна, как прежде, Ты хоть бы раз сказала "да" Мне, ожидавшему в надежде. И вдруг война, отъезд, перрон, Где и обняться-то нет места, И дачный клязьминский вагон, В котором ехать мне до Бреста. Вдруг вечер без надежд на ночь, На счастье, на тепло постели. Как крик: ничем нельзя помочь! - Вкус поцелуя на шинели. Чтоб с теми, в темноте, в хмелю, Не спутал с прежними словами, Ты вдруг сказала мне "люблю" Почти спокойными губами. Такой я раньше не видал Тебя, до этих слов разлуки: Люблю, люблю... ночной вокзал, Холодные от горя руки.
Эдуард Асадов Если ты любишь, то всем существом – Что б ни случилось, ты думать будешь Не о себе, а всегда о нём – Да, именно: прежде всего о нём, О том, кого ты беспредельно любишь. А он в этих случаях всей душою И в буднях, и в радостях, и в борьбе, Согласный всегда и во всём с тобою, Тоже думает о себе...
Я вас любил так, как любить вас должно; Наперекор судьбы и сплетней городских, Наперекор, быть может, вас самих, Томящих жизнь мою жестоко и безбожно. Я вас люблю, - не оттого, что вы Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит, Уста роскошствуют и взор востоком пышет, Что вы - поэзия от ног до головы. Я вас люблю без страха, опасенья Ни неба, ни земли ни Пензы, ни Москвы, - Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья... Я вас люблю затем, что это - вы! На право вас любить не прибегу к пашпорту Иссохших завистью жеманниц отставных: Давно с почтением я умоляю их Не заниматься мной и - убираться к черту!
Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь, как черный этот сад, и дальний плеск волны, и в небе облачном зеркальный блеск луны... Но - думается мне - ты счастлива не будешь. Быть может, я не прав. Я только ведь поэт, непостоянный друг печали мимолетной и краткой радости, мечтатель беззаботный, художник, любящий равно и мрак и свет. Но ясновиденье подобно вдохновенью: презреньем окрылен тревожный голос мой! Вот почему твой путь и ясный и прямой туманю наперед пророческою тенью. Предсказываю я: ты будешь мирно жить, как вдруг о пламенном в тебе тоска проснется, но, видишь ли, другой тех звезд и не коснется, которыми тебя могу я окружить.
